Недавно проект «Зимавсегда» выпустил свой четвертый альбом под названием «Всеоружие», который полон самого разного настроения – от любви до ненависти. Евгений Кубынин рассказал нам, как создавался альбом, о своем отношении к жизненным трудностям и что помогает ему, делать решающие ходы.
— Расскажи, какой жизненный этап отражает твой новый альбом? Откуда взялось такое агрессивное название?
— Я думаю, что альбом является отражением довольно сложного периода — у меня умер отец, и это повлекло за собой еще многое. Жить стало сложнее – я повзрослел. Многое переоценил, но я надеюсь, что самый темный период позади, так как удалось разобраться с самим собой. Как раз этот процесс анализа, разбирания отражен будто бы в этих песнях, но, может быть, все эти темные времена являются лишь фоном.
«Всеоружие», я как-то услышал это слово, и оно понравилось очень. На мой взгляд оно агрессивное из-за ассоциаций, но по сути это состояние полной готовности. Один мой товарищ заметил, что все, чему я научился за годы, все, что я люблю, все это есть в новом материале.
— Как ты считаешь, каким стал этот альбом в общей канве твоего творчества?
— Мне он нравится по насыщенным, цельным текстам и историям, в этом релизе они даже главенствуют. Я не искал какого-то баланса, я делал музыку легко и не задумываясь, как это будет воспринято другими. Какое-то музыкальное эстетство, которым я страдал до этого, ушло. Каким он стал? Наверное, это некий итог. У меня даже были мысли сделать его последним альбомом. Я делал то, что считал правильным, не стараясь поместить какие-то слишком легкие вещи, без прицела на что-то. Я сделал то, что меня интересовало. Для меня это зрелая работа, она в хорошем смысле бесстрастная, как будто я точно знал, чего хочу. Вообще, творческий процесс для меня кончается в тот момент, когда идешь на студию, где нужно только зафиксировать результат. Все, что было до студии, было абсолютно свободно, я не выискивал чего-то намеренно. Я облекал это в те краски, какие хотел .
— Ты перфекционист в этом плане? Ты сказал этой работой то, что хотел?
— Я работаю над текстом и музыкой, пока это не совпадает с моим внутренним мироощущением. И тогда можно уже не париться. Но у меня нет задачи сказать что-то конкретное.
— А какие задачи ты ставишь перед своей музыкой?
— Мне кажется, что музыка цельная сама по себе. Она отвечает на какие-то вопросы, будь она с текстом или без, дарит настроение, помогает или заводит. Поэтому я не ставлю перед ней какие-то другие задачи. Просто пишется музыкальная история, начинается с пары строчек, и потом уже невозможно остановиться. Может, я какой-то наивный мальчик в этом смысле.
— Это еще никогда никому не мешало.
— В общем-то, и мне не мешает. Это своего рода профессия, делаешь то, что умеешь, и делаешь до тех пор, пока не считаешь, что готово на 100%, и отдаешь это людям. Это в любом случае дарит им какие-то эмоции. Я вряд ли стал бы писать намеренно о чем-то — мне кажется, я просто не осилю.
— Многие тебя ассоциирует с песней «Ежик», благодаря которой ты стал известен. Как ты к ней относишься, не устал от впечатления о себе?
— Спасибо Господу, что подарил мне эту песню, и удалось написать ее. Не у всех такое получается. За этот сложный период, о котором мы говорим, я понял, что нельзя руководствоваться какими-то желаниями. Не надо ставить никаких целей. Надо отталкиваться от материала, от своего мироощущения. Я не могу сидеть и думать, что надо написать песню круче, чем «Ежик». На этом можно просто загнаться. Я отталкиваюсь от творческих импульсов и стараюсь довести до результата тот или иной набросок.
— Расскажи, почему у тебя были мысли закончить карьеру?
— Не карьеру, а может быть именно этот проект. Может быть, что-то другое началось бы. Мне показалось, что я загнался. Делал какие-то вещи с конкретной целью, что не приносило радости, из-за этого продукт страдал. Я подумал, что может стоит закончить, если проект себя изжил. Потом, разобравшись, понял, что я себе поставил цель, которая меня ограничивает. Нужно откатиться к первоначальным настройкам. «Зимавсегда» — это просто имя, я никем не ограничен и могу выпускать под этим именем все, что захочу, шагнуть, куда угодно. Я изначально так с собой и договорился: никогда не делать каких-то вещей чересчур намеренных, заставлять себя. Я попытался жить без этого, и все вернулось на свои места. Так получились эти песни.
— Какая тяжелее всего давалась? Как эти эмоции перерождаются в музыку?
— Я очень долго писал «Я в тебе не сомневаюсь». Это песня посвящена моему отцу. Наверное, она самая близкая, личная для меня. Я бы не сказал, что она получилась тяжелой, скорее с надеждой. Все остальные истории про каких-то странных персонажей. «Убить королеву» про шахматы, «Ищи еще» навеяны «Маленьким принцем», Por favor – это вообще история какого-то маньяка. Por favor я написал за раз, когда был в Астрахани. Она будто ходила рядом, я проснулся в гостинице перед концертом, и весь текст сложился. Такое редко бывает.
— Что у тебя сначала рождается – музыка или текст?
— Всегда сначала была музыка, потом я пытался втиснуть слова. Это же размеры. Я попробовал ради эксперимента писать сначала текст. Так, например, написал «Любимый город» с Дашей Шульц.
— Откуда у тебя появилась любовь к музыке?
— Папа принес пару пластинок и сказал: «Это классная музыка». Led Zeppelin, Queen.
— Твои родители как-то связаны с музыкой?
— Нет, они были даже против, что я занимался. Но я понимал, что занимаясь тем, что мне нравится, я совершенствуюсь. Это не было бездумно.
— Тяжело заниматься любимым делом, когда близкие люди – родители — против?
— Тяжело. Моя жена считает, что это формирует комплекс на всю жизнь. Всякий раз, когда что-то не получается, все против тебя, то родители все равно поддерживают. А мои родители сказали бы: «Видишь, мы же говорили». Получается, что у тебя нет каменной опоры, ты как космонавт, который оторвался от станции и летит пока есть кислород, и никто не может его поймать. Такое не очень приятно ощущение, но я научился с этим жить. Хотя, может быть, на глубине это решает какие-то вещи в неправильную сторону. Может, я чего-то излишне стесняюсь, хотя и не стоит. Или не чувствую в себе силы пойти на какое-нибудь ток-шоу типа «Голос», а можно просто пойти, и в этом нет ничего страшного. Для этого нужна внутренняя уверенность, которой мне не хватает. Ты думаешь, что тебя засмеют, и не идешь.
— Когда ты понял, что музыка должна стать твоей жизнью?
— Это было спустя некоторое время, как я пошел учиться играть на гитаре. Я подобрал какие-то песни, начал их исполнять, играть в школьной группе. Я всех доставал, что нужно ходить на репетиции. Но из всех, кого знал, никто не относится так же серьезно, мои родители против — c такой мыслью я шел и решил, что все равно буду этим заниматься.
— На заре карьеры у тебя было представление, чего бы ты хотел добиться?
— Я всегда был настолько увлечен процессом, что даже не визуализировал. Я очень страстно отношусь к тому, что я делаю. Может, я бы не давал концерты, если бы мне это было совсем не нужно. Как Beatles — они же перестали давать концерты, когда выпустили Sgt. Pepper. Может быть, я тоже сконцентрировался на сугубо создании, а не воспроизведении. Возможно, чисто студийная работа мне подошла. Пока не знаю, но такая мысль давно ходит вокруг да около.
— Можешь ли ты назвать себя успешным музыкантом? По своим критериям, конечно.
— Наверное, нет. Я на пути к этому. Это постоянная работа по всем направлениям, каким бы ты ни был артистом. Есть просто промежуточные цели, которые ставишь и достигаешь. Пусть сама работа увлекает, и этого достаточно на самом деле – отдавать свою энергию. Всем хочется иметь полный зал, свою аудиторию, и мне в том числе, однако неправильно ставить это во главу угла. Если ориентироваться на аудиторию Майкла Джексона, то мы все не успешные артисты. Получается, что надо пытаться стать тем, кого любят, но тогда ты начинаешь обманывать всех и в первую очередь себя. Тебе становится некомфортно c cамим собой. У меня есть своя аудитория, и такая, какую не сыщешь. Она небольшая, но от этого особенно кристаллизованная, так что я счастлив с этой точки зрения.
— Как ты проводишь время? Как копишь эту энергию?
— Слушаю музыку и читаю книги. Больше ничего и не надо на самом деле. Чтение – для меня это какой-то ритуал. Еще очень важно посидеть поиграть на гитаре, это меня успокаивает и наполняет.
— В какое время суток ты чаще всего пишешь музыку?
— Утром, потому что я уже старый. Надо работать пока батарейка заряжена.
— Ты в начале интервью упомянул, что стал взрослее, и жить стало тяжелее.
— Появляется больше ответственности. Какие-то проблемы, за здоровьем надо следить. Оглядываясь назад, понимаешь, что все до этого было смешным. Но это нормально. Потом, через 5 лет, покажется смешным то, что есть сейчас.
— Дальше хуже, по-твоему?
— В общем, да. Просто это какой-то период, который надо критически пережить. Все равно в этом придется жить. Я давно уже смирился – это единственный путь на самом деле, это очень воспитывает и открывает новое. Это не означает, что можно ничего не делать. Просто об этом уже не говоришь с патетикой, не называешь смыслом жизни.
— Можешь выделить какое-то беззаботное время, в которое ты возвращается?
— Нет, такого нет, чтобы я мысленно возвращался. Мне все-таки нравится сейчас.
— Для тебя возраст – это просто освободиться от лишних ярлыков?
— Да, мне кажется, что процесс взросления в этом и состоит. Я просто делаю то, что доставляет мне удовольствие, и кому-то это нравится. Навешивать на это что-то типа «я несу людям свет» — чушь какая-то. Делаешь, и кого-то впирает, и этого достаточно. Маленькая сложная задача, которой уже хватает.
Текст Дина Шакенова / Фото Антон Вельт