Сэм Моргунов, владелец бара «Пыль», дважды пережившего закрытия, рассказал, как восставать из пыли и начинать все заново.
— С чего началась твоя барная история?
— Это случилось в далеком две тысячи-каком-то году, когда я работал в баре «Соль» в качестве арт-директора вплоть до его закрытия. Потом все действо, происходящее в «Соли», переехало а бар «Мука», в котором я также работал арт-директором с самого его открытия. У нас была очень дружественная атмосфера, в частности с владельцем муки – не было такого, чтобы я просто работал «на дядю». По мере работы я участвовал в большинстве сфер жизни бара, это было больше, чем просто работа. Можно сказать, что мы жили там и жили этим. Там я узнавал изнанку. «Мука» на самом деле уникальная история, там происходили просто дичайшие вещи.
— В какой момент ты понял, что нужно открывать свой бар?
— Я решил это в тот момент, когда один пьяный кореш Ваня, который был барменом в «Пыли» и «Муке», принес на своих алкогольных крыльях весть, что открывается новый кластер. Мы тогда сидели в какой-то фрустрации, и сразу началась какая-то истерия, что лучше этого быть ничего не может. В тот же вечер мы пошли туда посмотреть, а через неделю начали заселяться.
Просто я понял, что по-другому быть уже не может. У меня было много нереализованных задумок и идей, которые я мог воплотить только в формате полного контроля заведения. Не только мероприятий, которыми я занимался в «Муке», но начиная организацией барного пространства и общей концепции работы, заканчивая коктейльной линейкой и методом подачи напитков.
— Какой у вас был график работы?
— У нас было написано «открыты до тех пор, пока не закроемся». Я там часто спал на кожаных диванах, там была атмосфера фильма «Выживут только любовники». У меня есть такая паранойя — я боюсь встречать день. Ночью я всегда хочу, чтобы она не заканчивалась, поэтому мой брат пригнал шторы, которые не просвечивали ни единого солнечного луча, я завешивал под утро ими окна и оставался спать.
— Сколько просуществовала «Пыль» в первый раз?
— Три или четыре месяца, не возьмусь точно судить.
— Ты, кажется, человек вне времени.
— В этом духе. После случилась скандальная история с закрытием кластера с ОМОНом. Так получилось, что я был одним из первых, кто принял удар омоновцев. Мы были единственные в арт-кластере и проснулись собственно от криков рейдеров и стуков в дверь. Это было утром, часов в 10, я нехотя подошел к двери и увидел кучу разъяренных мужиков, все что-то кричат, ругаются. Я вынужден был открыть им дверь, потому что в противном случае они бы задавили меня своим количеством. Я думал, что такие плотные квадратные парни в кожаных куртках остались еще в 90-х. Меня вежливо попросили покинуть место, на что я возразил: «Нет, джентльмены, не соизволю». Они настояли на своем, и мне пришлось покинуть бар и встречать благой вестью тех, кто подходил к кластеру, что, мол, все опечатали и закрывают.
Тогда у меня началась сложная жизненная колея, в плане внутреннего жутчайшего не спокойствия. Я жил в барах, у себя в тачке, один раз меня переклинило, и я не мог спать нигде в городе и поехал просто по каким-то трассам, сворачивал на каких–то перекрестках… В итоге, я уехал в какую-то дремучую Ленобласть, заехал в лес, там минут 15 ехал по лесной дороге до какой-то опушке, где в округе вообще не было никаких людей и пытался заснуть. Но и там оказалось неспокойно, и я поехал снова искать место, где бы смог заснуть. Нашел какую-то церковь, припарковался рядом и спал в машине подле нее.
Потом даже этот период закончился. Я жутко устал в «Пыли». Так получалось, что абсолютно вся «Пыль» – это моя работа по всем фронтам. У меня не было бар-менеджера на тот период и контроль за барменами, заказы, финансы, бухгалтерия, пиар, раскрутка, какие-то акции, контроль над кадрами, куча нюансов — все висело на мне. Конечно, мне помогали друзья, например Грег, который поет блюз лучше всех в этой стране, Ефим Гордеев, Ваня Курицын, Егор Измараев – бессменный бармен, которому я доверяю на все 100. Так мы все это довели до такого вида, что было не стыдно показывать людям.
После пришествия омоновцев, здание закрыли и мы начали съезжать. Искали помещение и нехотя заехали во двор «Голицын лофта». Это сложный формат, я лично привык к уюту и какому-то комфорту, а тут единственное, как можно выстоять ночью на улице – либо что-то жечь, либо что-то пить. Жечь бочки нам запретили — на меня быстро нажаловались, пришлось быстро погасить эту историю. Только посредством бурбона можно было выжить.
— Сейчас вы съезжаете и отсюда, проработав всего неделю-две.
— Да, сейчас я хочу взят паузу, просто сесть дома, выключить все телефоны, все устройства, и просидеть так суток четверо. Только после этого я начну что-то думать. Конечно, есть проекты и необычные идеи, можно обойти привязку к какому-то конкретному месту, можно сделать передвижной бар в газели, но об этом я подумаю потом, после дней отдыха, которые я жду уже давно.
— Как ты считаешь, почему второй раз подряд случаются такие не особо удачные стечения обстоятельств?
— Неудачные обстоятельства – это, когда твой бар закрывает ОМОН, и на четырех автозаках увозят всех, кто был внутри. Так случилось один раз в «Муке» этой зимой. Мне тогда прилетело по почкам. Вот это неудачные обстоятельства, а все, что происходит у меня, я считаю, довольно лайтово.
— Какой мудрый взгляд на жизнь. Ты планируешь возрождать в третий раз «Пыль»?
— Естественно. Будет третье воплощение «Пыли». Потому что уже не могу по-другому. Сложно приходить в другой бар с мыслью, что у меня есть свой. Мне слишком нравится это занятие. Мне повезло, я занимаюсь тем, что удовлетворяет меня процентов на 90. «Пыль» — не просто бар, туда приходили далеко не чтобы выпить.
— Какой опыт из всех этих историй ты вынес? Какие уроки получил?
— Уроков масса. Куда ни плюнь, везде есть, чему стоит поучиться. Бары вообще сложное явление, люди приходят туда и платят 400-процентную накрутку за атмосферу, а атмосфера – это сложный метафизический компонент, который состоит из кучи деталей. Поэтому конкретного вывода нет, это целая серия выводов.
Один раз мой друг Шпигель заходил в бар и застал меня в состоянии, в котором я пребывал последний месяц «Пыли» – это был самый концентрированное время с точки зрения проблем и их решений. На меня разом свалилась просто куча всего, и я должен был это решать. Он смотрит на меня и говорит: «Дружище, я не узнаю тебя. Чем вообще ты стал?» Я говорю, видишь ли, работаю много. И он сказал мне одну фразу, которая в дальнейшем повлияла на то, как я стал относиться к барам: «Зачем тебе это все нужно, если ты не угораешь?» И я понял, что в конце концов бар – это не только про деньги, бар – это скорее реализация душевной потребности. У меня всегда была особая кармическая связь с алкогольными историями и музыкальными экспериментами (Сэм является фронтменом группы Smokin Groove Orchestra и участником еще нескольких музыкальных проектов, прим. ред.). Обилие алкоголя – это отдельная тема, потому что он был повсюду. Я видел людей во всех возможных состояниях.
— Ты сам много пил?
— Я практически не пил, а если и пил, то всегда старался быть незамеченными своими сотрудниками. Потому что если люди, которые работают на тебя, видят, что ты пьешь, то они понимают, что и они могут себе это позволить. Когда пьешь, то упускаешь очень много моментов, просыпаешь встречи с нужными людьми, не все успеваешь сделать, работаешь не так эффективно, в любом случае возникают какие-то коcяки или недоделки. Поэтому отказываться от алкоголя рационально в пользу бизнеса.
— Но тогда получается, что эта история больше про деньги, а не про угорать?
— Не-не. Угорать, я имею в виду, это некий баланс, который, как мне кажется, я нашел. Ты угораешь и при этом делаешь все дела, ведешь бизнес, а алкоголь с бизнесом не совместим в больших количествах. Когда я открывал бар, у меня была мечта — картинка, как и у всех, когда они что-то начинают делать. Мой мыслеобраз был, что я прихожу в свой бар, там играет «Морфин», заказываю 50 мл бурбона и сижу пью. Но у меня такого не было практически ни разу, потому что если я приходил туда, я не мог спокойно сидеть, так как постоянно видел, что что-то идет не так. Либо бармен что-то не то говорит, либо стойка грязная, либо кого-то стошнило у входа… Поэтому сесть и спокойно исполнить свою мечту я мог часам к 5 утра, когда люд начинал рассасываться. Я садился с абсолютно пустой головой, пил виски и слушал «Морфин». Вот это максимально приемлемая форма алкоголизма, которая не мешает бизнесу и делам.
— Почему все-таки ты опять въехал в творческий кластер, а не искал постоянно место для исполнения мечты?
— На самом деле мне даже нравился формат летнего временного проекта. Мне кажется, «Пыль» как-то удивила людей. Она открылась, проработала пару недель, дала пару вечеринок и эффектно закрылась. Когда изначально мы вписывались в этот проект, был риск, что мы опять отсюда съедем. Я хотел попробовать, как я буду чувствовать себя в абсолютно новых условиях – наверное, это основная причина. К тому же, чем страннее все происходит, тем прикольнее. Представь, сколько много баров, которые открылись и работают два-три года – это же скучно. А «Пыль» — это место, которое переезжает, съезжает, становится летним баром, тусой у кого-то на квартире или баром в тележке…
— Вечная вечеринка.
— Да, это, наверное, ключевые слова нашей жизни.
— Классно, что ты не сопротивляешься этому.
— Я понял еще со времен «Муки», что у нас никогда не будет, как у всех. У нас никогда не получалось нормально, никогда и ничто не становилось рутиной. Я шел к себе в бар и понимал, что сегодня может случиться абсолютно все, что угодно. Это ощущение интриговало. Все увинчивается странными кульбитами, и я просто начал получать удовольствие от этого.
Текст Дина Шакенова / Фото Евгения Петрова